Окончание. Начало в “С” №№7-9, 2006 г.

“Тибет – страна, где надо быть готовым к любым неожиданностям, где все известные законы природы отменяются”. Это заявление автора книги “Путь белых облаков” красноречиво подтверждают приведённые в ней факты. Вот только один из них: “Разница в температуре на солнце и в тени, по некоторым наблюдениям, может достигать 100о по Фаренгейту… Иногда во время переездов мои ноги застывали от холода, а подставленные солнцу плечи и руки, державшие поводья, получали такие ожоги, как будто я облил их кипятком”. (Кстати, мои друзья, не раз бывавшие в Горном Алтае и поднимавшиеся к ледникам Белухи, возвращались домой с приметными следами ожогов на лице и руках – не спасали даже широкополые шляпы.)

Но если природные аномалии Тибета и Горного Алтая можно сравнивать и сегодня, то политическая обстановка в Стране Снегов к середине ХХ столетия (тогда в соседнем китайском Туркестане шла война), существенно отличалась. Место, где оказался А. Говинда, оставалось нетронутым, свободным от посягательств “властей” и “правительств” (в те дни ещё не было границы между Ладаком и Тибетом). Здесь “управлял только внутренний закон человека и физические законы природы”. Мысль о том, что он сможет остаться один на один с Землёю и Вселенной – такими, какими они были до сотворения человека, – приводила Анагарику в священный трепет.

Чтобы вы смогли ощутить те состояния, которые потрясли писателя, художника и философа, приведу самые любопытные и значимые, как мне видится, отрывки из главы “Жизнь пилигрима”.

“Посреди огромных просторов тибетского горного ландшафта особенно остро ощущалась ничтожность человека, но несмотря на это и вопреки знанию пределов, положенных нам, …мне нигде не довелось испытать чувства бо льшей свободы, чем здесь. И как никогда прежде, осознавал я стеснённость, регламентированность нашей так называемой цивилизованной жизни. За относительную безопасность и устроенность быта мы расплачиваемся свободой, подлинной независимостью мысли и действия.

Когда всё отрегулировано и спланировано, расписано до минут, исчезает последний след нашего беспредельного и надвременного бытия, в котором только и возможно осуществление свободы души. Свобода – это вовсе не возможность делать всё, что заблагорассудится, не вседозволенность, не бродяжничество, не жажда приключений; это способность принимать любые неожиданные, немыслимые ситуации – плохие или хорошие – открыто; способность адаптироваться в любых условиях, не теряя веры в глубинную взаимосвязь внутреннего и внешнего мира...” (Курсив мой. – А.М. )

“Технический век, — продолжает Анагарика, — сделал современного человека не хозяином, а рабом времени: чем больше он старается сэкономить время, тем меньше он успевает. Это всё равно что пытаться ловить реку ведром. Река – это поток, непрерывность движения; и то же самое со временем. Только тот, кто принимает его во всей полноте, в его вечном и созидательном ритме, слагающем эту непрерывность, может подчинить его себе. Если воспринимать время таким образом и не сопротивляться его течению, то оно утрачивает свою власть над нами, и мы мчимся, словно на гребне волны, не погружаясь в него и не теряя из виду своей истинной вневременности бытия.

Нигде не испытывал я этого так глубоко, как под открытым безоблачным небом Тибета, среди его громадных необитаемых пространств, прозрачности его воздуха, свечения его красок и пластичной, почти абстрактной чистоты очертаний гор… Звёзды кажутся настолько близкими и яркими, словно являются частью ландшафта. Они приближаются к горизонту и, внезапно вспыхнув, гаснут, как будто человек с фонарём скрылся за соседним поворотом.

Вселенная здесь – не просто теоретическое понятие или бледная абстракция, но предмет непосредственного переживания, а время мыслится не иначе, как мерою солнца, луны и звёзд. Ритм жизни задают небесные светила, и движение времени становится едва уловимым ощущением вечноприсутствующего, вечновозвращающегося, самообновляющегося движения, которое и есть сущность всего, что существует. Поскольку небо в Тибете едва прикрыто облаками, человек здесь никогда не теряет из виду звёзд. Ночами никогда не бывает совсем темно. Даже когда нет луны, повсюду разлит какой-то странный рассеянный свет – поистине “астральный” свет, обнажающий голые очертания предметов, лишённых тени, материальности и цвета, но все же ясно различимых.

…Величественный ритм природы пронизывает в Тибете всё, и человек оказывается полностью вовлечённым в него. Даже фантазии принадлежат не столько области индивидуального, сколько духу ландшафта, где ритм вселенной переходит в мелодию непреодолимого очарования. Воображение здесь становится адекватным выражением истинного содержания человеческого сознания, а сознание как бы передаётся от одного индивидуума к другому, образуя духовную атмосферу, окутывающую весь Тибет.

В этой стране… происходит странное превращение. Будто какая-то тяжесть снимается с души или устраняются некие помехи. Мысли текут легко и естественно, не теряя своего направления и последовательности, почти без усилий, достигается высокий уровень концентрации и ясности мышления и приходит чувство возвышенной радости. Сознание словно взлетает на высоты, где не существует препятствий и волнений обыденной жизни, а есть лишь слабое воспоминание о том, что уже потеряло всякую важность... В то же время человек становится более восприимчивым и открытым к новой реальности; у него пробуждается и усиливается интуиция – словом, здесь самые благоприятные условия для достижения высших ступеней медитации, или дхьяны”.

Каждый раз приезжая в Тибет, лама Анагарика испытывал некие психические изменения, которые определяет понятием преображение сознания. Это можно объяснить особыми климатическими условиями высокогорья, где воздух настолько разрежённый, что увеличивается нагрузка на сердце и легкие. При таком состоянии нужно внимательно контролировать каждое движение (может, потому ходьба у тибетцев, добавляет А. Говинда, превращается в сознательное дыхательное упражнение, наподобие хатха-йоги, особенно если оно сопровождается ритмическим произнесением мантр). Но физические перегрузки нисколько не уменьшают духовного значения преображённого сознания. Недаром же йога опирается на взаимодействие физических, духовных и психических сил, когда контролируемое дыхание и телесные формы (асаны) сочетаются с концентрацией ума, творческим воображением, духовной осознанностью и душевным спокойствием.

Здесь, в Тибете, лама Анагарика осознал то особое влияние, которое оказывает на человеческое сознание цвет. Об этом он пишет в главе “Живой язык красок”.

“Цвета – это живой язык света. Метафизическое значение цветов как символов реальности подчёркивается в Бардо Тодол (Тибетской книге мёртвых), где трансцендентная реальность описывается через ощущение различных видов света, представленных яркими и чистыми красками. Интересно, что такой серьёзный современный мыслитель, как Олдос Хаксли, пришёл к выводу, что цвет – это “критерий действительности”.

Все наши умозрительные абстракции, надуманные символы и образы, говорит он, бесцветны, тогда как реально существующие факты… – цветные. …Обычно наше восприятие мира затуманено словесными понятиями, посредством которых осуществляется наше мышление. Мы постоянно обманываемся, превращая вещи в знаки, в интеллектуальные абстракции собственного изобретения. Проделывая это, мы лишаем вещи их природной сущности. Но в глубине подсознания, за пределами понятийного мышления, мы более или менее свободны от языка и, следовательно, наше восприятие видимых объектов имеет всю полноту свежести и истинной силы переживания…

Тибетский ландшафт наделён той оголённою интенсивностью цвета и формы, которую обычно связывают со сверхъестественными видениями или пророческими прозрениями, отличающимися от обычных снов поразительной яркостью и живостью цвета. Именно в таком сне я как-то раз увидел гористые острова, поднимавшиеся из глубины и синевы моря. Я был несказанно счастлив: вот они, райские острова Южного моря, о которых я так много слыхал. Но, увидев позднее наяву южные острова, окружённые пальмами, я был разочарован. Их краски нисколько не походили на тот мой сон…”

Далее Анагарика рассказывает, что он испытал, когда впервые перед ним открылся вид на великое озеро Пангонг. “Озеро казалось сделанным из какого-то неземного светящегося вещества”, – восхищённо пишет паломник. Он узнал в увиденной сказочной картине гор те самые райские острова, привидевшиеся ему во сне.

Путешественник решил задержаться в этом благословенном месте, чтобы осмотреть окрестности и заняться живописью и медитацией. В главе “Сны и воспоминания в Стране Голубого Озера” он, как истинный художник, рисует величественные картины природы, не только глядя на них со стороны, но и осознавая их внутренний — божественный — смысл.

“В полной тиши и уединении, вдали от людей, под распахнутым небом, в окружении фантастических “алмазных гор” я испытывал мир с самим собою и со всем светом. Не было ни чувства одиночества, ни потребности в общении. Сознание словно расширилось до такой степени, что вмещало в себя весь внешний мир, всё пространство и всех людей – и современников, и тех, с кем приходилось встречаться в прошлом. Казалось, что прошлое здесь проникало в настоящее по собственному произволению. Я заметил, что это происходило одновременно с увеличением влажности в воздухе, когда он становился более тяжёлым и душным или начинали собираться облака, а особенно если небо затягивалось тучами.

Задолго до появления видимых признаков изменения погоды я научился предсказывать дождь по своим снам. Говорят, что покойники снятся к дождю. Раньше я считал это суеверием… Но теперь я стал замечать, что если снился дорогой мне человек, с которым я был близок в детстве, но который уже умер, – в ближайшие три дня непременно пойдёт дождь…

Я объясняю этот феномен тем, что наше сознание очень чувствительно к изменениям атмосферного давления, и когда давление понижается (чем бы это ни было вызвано), сознание опускается в глубины подсознания – туда, где хранятся наши воспоминания. Чем сильнее давление, тем дальше мы уходим в прошлое. И оно оживает в снах, где мы снова встречаемся с теми, кого знали в детстве и кто, в большинстве случаев, к тому времени, когда само детство стало для нас далёким воспоминанием, уже умер. На высотах Тибета становишься не только чувствительнее к подобным вещам, но и внимательнее к собственным снам. Сами тибетцы придают им большое значение и руководствуются увиденным во сне, редко ошибаясь в толковании сновидений.

Помимо снов у них существует немало других способов соприкосновения с глубинными слоями сознания: медитация, транс, оракулы, различные природные и “сверхъестественные” предзнаменования. Все они проверены тысячелетним опытом и вполне пригодны для того, чтобы руководствоваться ими в повседневной жизни. Тибетцы бы очень удивились, если кто-то вздумал сомневаться в этом, ибо эти знания добыты практическим путем и не имеют ничего общего с абстрактными теориями или убеждениями. Попытки современных психологов “доказать” возможность экстрасенсорного восприятия научными методами показались бы им грубыми и смешными...”

“Способность к концентрации и самосозерцанию, а также психическая чувствительность, – подчёркивает А. Говинда, – усиливаются в Тибете в сотни раз. Природа этих мест, уединение, тишина действуют как вогнутое зеркало, которое не только подаёт крупным планом наши самые глубокие чувства, но и собирает их в единый фокус нашего сознания. (Выделено мной. – А.М.) Здесь нет ничего отвлекающего сознание, а величие окружающей природы лишь способствует его активности. Здесь разум и природа вступают в сотрудничество и забывают о противоборстве…

Зачастую чужие мысли оказывают огромное влияние на наш ум, искажая спокойное внутреннее течение сознания или воображения. Но в пустынной местности ум расширяется, успокаивается, здесь ничто не мешает его естественному движению. Восприятие не нарушается бессмысленным шумом и болтовнёй, присущими нашей современной жизни, …и человек может мысленно общаться с теми, кто духовно ему созвучен, разделяя с ним определённый опыт внутренней жизни. Поэтому в Тибете распространено такое явление, как телепатия – и не только среди высокотренированных, но и среди простых людей…

Само уединение порою приводит к результатам, подобным тем, что достигаются с помощью определенных упражнений йоги и медитации. Когда устранены все внешние влияния и сознание ничто не отвлекает, оно автоматически обращается вовнутрь, возникает состояние естественной концентрации. Любой объект, возникающий перед мысленным взором, становится более отчётливым и реальным и может удерживаться в сознании и рассматриваться с полным вниманием. Прошлое проецируется в настоящее, а настоящее перестаёт отделять умершее прошлое от ещё не родившегося будущего, но становится частью единого живого переживания.

Здесь, вдали от мира, особенно ясно виделось, как мало наша жизнь зависит от решений, которые принимает наш разум, от планов, которые мы себе строим. В действительности всё определяется самыми незначительными событиями или впечатлениями. Они могут неожиданно вскрыть внутреннюю направленность нашей глубинной, истинной сущности…”