ЗАГАДОЧНАЯ РУССКАЯ ДУША

ОТВЕТ НА ВОПРОС: “ПОЧЕМУ?”

Мы никогда не задумывались над одним интересным вопросом — почему в русской истории и современниками, и потомками столь часто прославляются “обороны” городов? Ведь практически каждый из нас без особой подготовки, что называется, навскидку, может с ходу перечислить несколько таких примеров — оборона Козельска, обороны Смоленска, две обороны Севастополя, оборона Баязета, оборона Порт-Артура, оборона Ленинграда, оборона Москвы… Причём даже дат не нужно называть, ибо и так всем ясно, когда эти события происходили. Может быть, стоит только уточнить, какая именно, допустим, оборона Смоленска имеется в виду — в Смутное ли время, в 1812 году или же в 1941-м.

И вот что интересно — фактически большинство этих “оборон” заканчивалось в итоге падением города, больше того, его разорением и гибелью защитников. И тем не менее “обороны” городов прославлялись как одни из самых героических страниц отечественной истории.

Здесь можно вспомнить и о Бородинском сражении, которое для русской армии носило исключительно оборонительный характер. В западной традиции вообще считается, что это сражение закончилось победой Наполеона, ибо после него он занял Москву. В России же вполне справедливо не соглашались с таким мнением, однако признавали, что и военную победу русская армия в сентябре 1812 года не одержала. И всё же именно Бородинское сражение в нашем сознании стало ярким примером русского воинского подвига.

Но почему?!

И когда пришлось искать ответ на этот вопрос, то результат оказался несколько неожиданным. Думается, что главная причина подобной ситуации заключена в том, что русского человека не удовлетворяют просто победы. В русском представлении победа только тогда может считаться истинной и полной, если эта победа — духовная.

А в чём смысл духовной победы? Дело в том, что духовная победа — это победа не над внешним врагом, а над собой. Иначе говоря, смысл духовной победы — в преодолении собственной слабости, собственного страха, собственной греховности. Духовная победа свершается тогда, когда человек преодолевает самого себя и таким образом взрастает над собой и, как следствие, в духовном смысле оказывается сильнее даже выигравшего сражение врага внешнего. Да ведь и сама духовная победа одерживается не над иноземным врагом, будь то немецкий рыцарь, ордынский воин или японский самурай, а над самим врагом человеческим, тем врагом, с которым и должен бороться всякий человек внутри самого себя. Преодолей врага в себе — вот какая задача решается в ходе духовного подвига. И тогда этот духовный подвиг воодушевляет современников, служит им и потомкам живым образцом поведения.

Так вот, каждая русская “оборона”, пусть и закончившаяся, так сказать, физическим поражением русских ратей, — это на самом деле великая победа русского духа. Победа преодоления самого себя, преодоления врага в себе. Ибо — “погибаю, но не сдаюсь!” Ибо — “сам погибай, а товарища выручай!” Ибо — “за други своя, за землю Русскую!” И каждая не преодолённая врагом человеческим русская духовная крепость ложилась и ложится в основу крепости всего национального сознания, свидетельствуя о неизменной верности русских людей избранному ими когда-то направлению движения по историческим дорогам: из тьмы истории — в Вечность.

И, конечно же, духовные победы в русской истории не были связаны только с “оборонами” или же только с поражениями. Куликовская битва, “стояние на Угре”, взятие Казани в 1552 году, Молодинская битва 1572 года, Полтавское сражение, взятие Плевны в 1878 году, взятие Берлина в 1945-м — всё это не просто воинские, но именно великие духовные победы.

Это понимание сущности духовной победы тем более значимо, когда мы говорим о русской истории XIII—XV вв., того периода, когда на Русскую землю опустилась тьма ордынского ига. Ведь, по сути дела, все двести пятьдесят лет монголо-татарского владычества на Русской земле были временем “великой обороны”, а значит, и временем великой духовной победы, которая и подготовила победу реальную — освобождение, спасение Руси. Как здесь не вспомнить о смысле самого слова “победа” — “после беды”… Поэтому, несмотря на все страдания, которые пришлось перенести нашим предкам, эти двести пятьдесят лет не стали только тёмным временем. Нет, это были столетия укрепления русского духа, столетия духовного подвига, столетия, подготовившие и выковавшие русский характер, русскую веру и русскую святость. Это были столетия, когда воистину родился православный русский народ, осознавший своё предназначение на Земле.

КНЯЗЬЯ-БРАТЬЯ БОРИС И ГЛЕБ –
ПЕРВЫЕ РУССКИЕ СВЯТЫЕ

Илья Глазунов. "Видение Бориса и Глеба перед битвой"

Греческая Церковь практически не знала святых мирян, ибо на Востоке святость связывалась с монашеским подвигом. Русская Церковь начала отсчёт своих святых именно с мирян — братьев-князей, причём принявших крещение совсем недавно. Впоследствии эта традиция, идущая вразрез с правилами Греческой Церкви, продолжится, и на Руси будут канонизированы десятки святых князей. Характерно, что изначально и поныне Церковь чтит Бориса и Глеба как страстотерпцев — этот чин святости, учреждённый в Русской Церкви, неизвестен византийской традиции. Следовательно, идея святости в русском религиозно-философском сознании с самого начала связывалась не только с аскетическим подвигом иноков, но и с жизненным подвигом князей, вождей народной жизни, об аскетических подвигах которых ничего и не известно. Интересно, что образ святых Бориса и Глеба позднее превратился в образ святых-воинов и особую популярность этот образ получил в произведениях, посвящённых воинским темам.

В XI—XII вв. вопросу о святости князей-братьев придавали большое значение. Например, культ Бориса и Глеба имел важное государственно-политическое значение — святыми были признаны князья-братья, принявшие мучительную смерть, но не поднявшие руку на старшего брата. Тем самым освящалась идея родового старшинства в системе княжеской иерархии.

Но дело было даже не в этой, несколько утилитарной трактовке подвига Бориса и Глеба. Наибольший и наиглубочайший смысл их поступок получал в системе христианской символики. Оба они крестились в Киеве, вместе с другими сыновьями Владимира, сразу же после принятия их отцом новой веры и получили христианские имена: Борис был наречён Романом, а Глеб — Давыдом. И в летописи, и в других памятниках особо отмечается христианское благочестие братьев, свято исполнявших свой долг сыновей при ещё живом отце и долг младших братьев после его смерти.

Таким образом, мученическая смерть Бориса и Глеба становилась одним из первых примеров христианского благочестия и смирения в Киевской Руси, означавшим, что нравственные идеалы, проповедуемые христианством, нашли полный отклик в сердцах русских людей. Более того, поведение Бориса и Глеба во время братских междоусобиц становилось образцом христианского поведения вообще, ибо именно они, погибшие, но не преступившие Христовых заветов любви и смирения, были признаны святыми и, следовательно, обрели надежду на вечное спасение. И недаром неизвестный автор “Сказания о Борисе и Глебе” восклицает: “Не знаю… какую похвалу воздать вам, и недоумеваю, и не могу решить, что сказать? Нарёк бы вас ангелами, ибо без промедления являетесь всем скорбящим…”

Необходимо отметить ещё один очень важный момент в трактовке древнерусскими книжниками образов святых Бориса и Глеба. Дело в том, что они, первые русские святые, сразу же стали восприниматься одними из самых главных заступников за Русскую землю.

Следовательно, обретя первых своих святых, Русь обрела и первых своих заступников перед Господом, которые могут вымолить у Него прощение грехов русских людей. Поэтому утверждение культа Бориса и Глеба как заступников за Русскую землю означало и то, что Русь уже не мыслила своё дальнейшее развитие вне христианского вероучения. Основной смысл своего существования на земле русский народ начинал осознавать в исполнении Божиих заветов, Божиего Промысла. А цель своего движения по будущим историческим дорогам виделась на Руси в достижении вечного спасения.

Поэтому образы святых Бориса и Глеба получили самое широкое распространение в произведениях отечественной религиозно-философской мысли. Древнерусские книжники на протяжении нескольких веков использовали сюжетные ситуации, поэтические формулы, отдельные обороты и целые отрывки текста “Сказания”. Не менее популярны были Борис и Глеб как святые князья-воины и в изобразительном искусстве.

БЛАЖЕННАЯ КСЕНИЯ ПЕТЕРБУРГСКАЯ

В кругу святых — покровителей Санкт-Петербурга сияет имя блаженной Ксении Петербургской. Муж Ксении, придворный певчий в чине полковника, внезапно умер, когда ей было 25 лет. Эта смерть без последнего причастия вызвала в Ксении духовный переворот. В день погребения тела усопшего она оделась в его костюм, сказав: “Скончалась Ксенюшка, а Андрей Фёдорович воплотился в ней”. Раздав всё своё довольно значительное имущество, Ксения стала скитаться по Петербургу, смиренно претерпевая насмешки, милостыню отдавая нищим. Она обладала даром провидения, целительства, умиротворения, устройства семейной жизни, была скорой в беде помощницей, особенно для людей низших сословий. Так, в ежедневном подвижничестве и молитвах она пребывала 45 лет. Почила Ксения около 1801 года. Она получила упокоение на Смоленском православном кладбище. Там святая подвижница ночами поднимала на леса кирпичи, облегчая труд строителей возводившейся на кладбище церкви во имя Иконы Божией Матери. Столетие спустя, в 1902 году, над могилой Ксении Блаженной построили часовню с мраморным иконостасом и надгробием, где находится её чудотворная икона. Ксения Блаженная канонизирована за святое, бескорыстное, смиренное служение Богу и людям, за совершённые прижизненно и, по молитвенному обращению, посмертно чудеса.